Мы дружим собаками.

[Anastasiya]

Мы дружим собаками. Удачливые, семейные — те дружат… ну семьями дружат, домами, подъездами. Знаю даже двух дядек, те джипами дружат: типа у них одинаковые джипы, одного года выпуска. Так они по этому поводу вместе на шашлыки ездят. И даже секретаршами обменялись в знак дружбы и доверия.

Две девочки из соседнего подъезда дружат хомячками. У них хомячки и они ими целуются и думают, что хомякам от этого будет хорошо. А может, ничего им, дурам в этот физиологический момент в голову не приходит, а просто они от этого тащатся по детски. Кто их, мелких дур, знает?

А мы… мы дружим собаками. Оба уже смирились со своим «одиночеством» и все, что могли сказать, уже наговорили своим бывшим. Уже все гадости и прелести высказаны и добавить просто нечего. Потому, выходим поздно на улицу с нашими собаками, гуляем и молчим. Нет, ну иногда бывает, что кто-то нарушает молчание, но это если очень припрет. Три недели назад она попросила перфоратор. Сбегал домой, принес.

Теперь уже третью неделю гуляем и молчим. Собаки у нас тоже молчаливые. Моя гавкнула последний раз полгода тому назад, когда вслед за мной в квартиру полез какой-то пьяный урод. Песа у меня небольшая но гавкнула так, что алкаш выкатился на лестничную клетку, заслоняя зачем-то лицо руками. И все. Больше — ни гав-гав. У подруги собака тоже молчаливая. Ни разу не слышал от нее ни одного гавка. От собаки, в смысле.

Наверное, когда люди совсем изверятся в возможности совместной жизни для себя самих, заводят собаку. В традиционных английских фильмах, когда хотят подчеркнуть одиночество героя или героини, обычно показывают собаку, которая дрыхнет на хозяйской постели.

Так, что у нее — черная коляшка; у меня — песа. Дворянских кровей песа. Очень красивая песа. Такой красоты, что ее милиция на Белорусском погладить норовит и в черненький носик (это если на веселее) извините, поцеловать. А чего? Такую красивую песу в нос поцеловать не грех.

Я иду и думаю очень нежизнеутверждающую мысль. Про то, простите, что вот сейчас какой-нибудь маньяк, наверное убивает какую-нибудь собаку. А собака даже не сопротивляется, потому, что верит, что так нужно. И в этом есть что-то ненормальное, неправильное. Не в том, что собака не сопротивляется, а в том, что ее убивают. А еще коровы… мы едим коров. В принципе, это нормально или не нормально? Нет, решительно не готов думать сейчас о коровах. Даже о собаках не готов. Просто потому, что ничего изменить не могу.

То есть могу, но вот, в судьбе своей песы. Может быть, в судьбе коляшки моей подруги. Может быть, могу покормить брошенную собаку на улице. И все. В этот момент, понимаю, что изнежен, глуп и несостоятелен.

Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, поднимаю голову к холодному ночному небу и смотрю на звезды. Из-за крыши старой хрущевки на меня с укором смотрит Орион. Ну, не сам, конечно, а созвездие Ориона. Но смотрит явно с укором. А с юга Венера норовит подобраться к зениту. Только она никогда до него не доберется…

А у женщины про собак спрашивать нельзя. Женщины принимают мир, как данность. Иначе, наверное, им не выдержать то, что приходится выдерживать. Детей растить, делать вид, что любят своих мужей, провожать детей в армию… да мало ли?

— Знаешь, — вдруг нарушает трехнедельное молчание моя подруга, — знаешь, если спасать, то всех собак сразу. Или одну. А иначе нельзя.

— Почему?

— Потому, что изменять нужно либо сразу всем, либо никак. Это такой закон. Не знаю, почему, но закон.

— Как данность, — вздыхаю, — как данность.

— Да, — серьезно отвечает она, — как данность.

— Женщинам легче принимать данность?

— Глупости, — она встряхнула челкой, — данность всем принимать трудно. И изменять ее надо всем вместе.

— Смотри, — показываю я ей на морозное небо над крышей хрущовки, — Орион смотрит с укором.

— С укором, — почти нехотя соглашается она. Видимо, уже устала говорить и хочет снова замолчать. Но мне хочется досказать мысль.

— А вон Венера подбирается над Надиром[1]. Только она никогда не доберется до него. Закон физики такой.

— Верно, — нехотя подхватывает она, — физики. Потому, что Надир этот — дворник, а Венера доросла до домуправов и теперь, Надиру совсем не ровня. Мезальянс у них получается.

— Но Венера старше дворника Надира! Так, что мезальянс на мезальянс, уже может и не мезальянс, — осторожно пытаюсь острить.

— Напиши про это, ладно?

— Напишу, — киваю я. И не так уж и важно, про что писать: про собак, про коров или про Венеру с Надиром? Наверное, про все сразу. И больше мы ни слова не говорим. А чего говорить? Все уже сказано.

[1] Точка небесной сферы, в которой ее пересекает нижняя часть отвесной линии. Надир диаметрально противоположен зениту.

Взято у знакомого писателя в ЖЖ - http://yevstigneyevda.livejournal.com/