Записки дворового пса.

[Талисман]

Нашла в дебрях жесткого диска. Решила поделиться. Самое забавное, что писалось это ещё задолго до появления первой собаки.

В этом тексте есть что-то не прожитое мной, наверное даже до конца и не осознанное.

стиль - свободный, точно есть стилистические, орфографические и пунктационные ошибки. прошу простить и не судить за них строго. Что взять с графомана :).

ЗАПИСКИ ДВОРОВОГО ПСА. (МСК, 2004г)

Я- лохматый рыжий пес неопределенной породы. Мои приятели говорят мне, что если не бабка, то прабабка моя точна была немецкой овчаркой, да мне то что от этого, хоть болонкой ( хотя болонкой все таки не хотелось бы). Живу я в центре, около детской больницы №9 имени Сперанского. Мать и родину не выбирают. На самом деле не очень плохое место, даже очень хорошее. И кормят и пообщатсья есть с кем, по крайней мере с безумной сворой овражных псов не имеею ничего общего. Хотя пинки и затрещены – это в порядке вещей. Мне где то года 3, здоровый парень в самом расцвете сил, вот только блохи донимают. Но на жизнь я не жалуюсь, нет. Людей люблю! А больница – это такое место где их постоянно много, и все разные. Иногда мне кажется, что при наличии переселения душ, в прошлом я вполне бы мог быть человеком.

КОТЛЕТА

Мне было где-то около полутора месяцев, когда моя мать перетащила меня жить сюда, на улицу 1905 года, к больнице. Нас выгнали с прежнего места - городские власти вознамерились выстроить очередное здание на пустыре. Попривезли туда своих собак для охраны, ну и наши с ними как то не сдружились. Ну если совсем по честному, выперли они нас оттуда и все, покусали и выперли. Стая наша разлетелась. Мать с Джеком и Клером перебрались поближе к больнице с едой, а остальные смылись кто куда. Поговаривали, что Джек – это мой отец, не, ни хрена , не похож я на него. Я не любил Джека, мелочный он был, все норовился стянуть у матери какой- нибудь кусок пожирнее, который она для меня припрятывала в щенячьем возрасте. У матери даже шрам на плече имеется, хорошо они тогда погрызлись. Я уже молился нашим собачьим богам, потому что маманя моя как то неудачно пропустила Джековский скачек, и он повис мертвой хваткой у нее на груди. Все, конец, обреченно подумал я , представляя как голодный Джек будет меня есть. Но маманя моя если и не имела родственников овчарок, то с бойцовской кровью у нее все было в порядке. Маманя припала к земле, извернулась, оставляя в пасти у Джека клок шерсти с мясом, и сделала задними лапами движение, которое у людей называется удар ниже пояса. То ли от неожиданности, то ли от боли, но Джек на долю секунды ослабил хватку. И в следующее мгновение матушка моя подмяла его под себя и угрожающе свела челюсти на его башке. Справедливость была восстановлена. Чаща весов склонилась на сторону моей родительницы, и Джек отвалил зализывать свои раны, но крысятничать так и не перестал.

В детской больнице лежат дети, ну это и так ясно из ее названия. Но помимо детей вы имеете еще редкий шанс понаблюдать за взрослыми. За родителями, за врачами, за студентами-практикантами, спонсорами и государственными мужами. Здесь же и произошло мое первое сближение с родом двуногих.

Я был молодой, только вставший на ноги и тявкающий щенок. Вращая черными глазами как перископами, я пытался обжиться в этом новом для меня месте с новыми запахами, новой структурой выживания, добывания пищи и развлечения.

С Катенькой я встретился, когда , свалив от Джека, и резво двигая лапами, я старался как можно дальше удалиться от места, где Джек затеял очередную разборку с тщедушным Клером. Почему Клер продолжал таскаться за нами я ответить не мог. И вот резво несясь по мокрым от осеннего дождя больничным дорожкам, я как то не рассчитал угол входа в поворот. Задние лапы выдали какой то умопомрачительный кульбит, я сорвался с траектории и кубарем покатился по газонной траве. Остановило меня соприкосновение моей спины с чем-то твердым. Просканировав свой организм на предмет сохранности и дернув для верности пару раз всеми четырьмя лапами, я в прыжке встал на них. Уперся я в ноги девочке. По моим расчётам ей было лет 7-8. Я присел на задние лапы, весь вымазанный в грязи, бешено вилял хвостом и тявкал. Девочка долго смотрела на меня, потом протянула ко мне руки и с возгласом: Какой милый песик!, попыталась оторвать меня от земли. Такого со мной еще не разу не было!! Нет, мать конечно таскала меня за шкирку. Но люди НИКОГДА не брали меня на руки. По моему я тогда даже обмочился от ужаса. Я заорал так, как будто меня резали, девочка тоже закричала, отпихнула меня от себя, от чего я брякнулся на брюхо и тут же подлетев помчался прочь, подвывая от ужаса, представляя как руки-клещи сжимают меня и сворачивают мне шею.

Я был психом. Услыхав как-то от матери и Джека, что человеческие руки делают так, я подумал, что вот пришел и мне черед валяться со сломанной шеей на помойке. Влетев в наше подобие дома, я стал щемиться под какую то коробку и подвывать как на покойника. Джеку было плевать на мои выкрутасы, Клер стал щемиться и выть в унисон со мной, маманя подошла отвесила мне оплеуху и продолжила вычесывать блох. Я заткнулся, больше из-за Клера. Выносить его вой было выше моих сил. Ритм сердца стал приходить в норму и где то через минут 20 я вылез из-под коробки. На морде у Джека было написано презрение, у мамочки дорогой – полнейший пофигизм. Чуть обсохнув, сгорая от стыда, я опять пошел погулять. Стараясь пробираться незаметно, что бы не напороться на руки –клещи.

Рядом с больницей находился жилой сектор и чуть поодать площадка для выгула собак. Туда я и направил свои стопы, намериваясь с кем-нибудь пообщаться. Я представляю как это выглядело. Мелкий полутаромесячник, с рыжей шерстью и сложенными ушами и все эти шикарные псы с длиннющими родословными. Меня заинтересовала одна сеттериха. У нее недавно родились щенки и она со всем выводкой выгуливалась под пристальным оком хозяина. Меня как током пронзило. Хозяин тянул к щенкам руки! Я опять обмочился, представляя как рыжее тельце сейчас шмякнется на землю со свернутой шеей! Хозяин взял на руки одного, потом второго, присел на корточки, и рыжие комочки стали копошиться в его руках. С ЦЕЛЫМИ шеями. Я как под гипнозом подошел поближе, намериваясь рассмотреть – вдруг шеи все таки поломаны. Человек протянул ко мне руку. Я превратился в соляной столб, даже обмочиться не получилось. Человек чесанул меня пару раз за ухом и отстранил от щенков. Сказал что то про интериальную инфекцию и про прививки, и что надо быть поаккуратней с дворнягами. Все! Это был финал моих сил! Потрясений для меня было на сегодня достаточно, обессиленный поплелся я домой и продрых чуть ли не до полудня.

Джек долго ржал, когда я рассказал ему о вчерашних приключениях. Вы можете себе представить как ржут собаки! Зрелище не для слабонервных. Джек даже попытался меня успокоить, сказав что мне очень повезло, что те щенки и дети – это вроде как приманка на которую ловят дворовых собак, таких как мы и сворачивают им шеи. Да с шеями у меня была форменная паранойя. Джек объяснил мне , что как только я увижу в досягаемости моей пасти чью-нибудь руку, нужно тотчас же ее кусать. Так сказать идти на опережение. Тогда противник замешкается и у меня будет время смыться. Показал мне пару приемов как кусаться из-за спины, как, если тебя прижали и вообще пытался выработать у меня рефлекс собаки Павлова на человеческие руки. После нескольких дней таких тренировок, я уже скалился и клацал зубами на все, что неожиданно появлялось в досягаемости и вызывало у меня приступ фобии. Решив, что худо бедно, но время чтобы смыться, я уж сумею себе выкусать, я опять отправился погулять на территорию больницы.

И опять увидел ту же девочку. Стоявшая рядом с ней женщина называла ее Катей. «Ну и смешные имена у этих людей!» - подумал я . Женщина развернулась и пошла в здание, а Катя осталась сидеть на скамейки, играя с маленькими копиями людей. Потом я узнал, что это называется « куклы». Девочка меня заметила. Долго смотрела на меня, почмокала губами и позвала меня к себе. Мои передние лапы уже начали разворот на 180 градусом, когда нос уловил запах мяса. МЯСА. Вот так с большой буквы. Если вы никогда не были дворовым псом, вам не понять ЧТОТ ЭТО ТАКОЕ. Запах мяса. Даже просто сам запах. Вещество парализовывающего и сумасводящего действия. Если не родину, то перегрызть глотку себе подобному позволяет вполне.

Девочка держала в руке кусок котлеты и протягивала ее мне. Мои парализованный запахом мозг еще сохранял крупицы здравомыслия, а инстинкт орал в уши слова Джека « Вот так нас приманивают и сворачивают шеи». Задние лапы вросли в землю, а передние устремились вперед. И я как парализованный потащился вперед. «Не бойся, иди сюда, хороший какой, щеночек, иди сюда маленький, голодненький наверное»..Голодненький, я голодненький!!!???? Ха, да я чертовски голоден, я очень голоден, я безнадежно голоден. Я просто хочу есть!!!! И так как мои задние лапы продолжали волочиться по земле, продвигался я к куску жизни очень медленно. Да, я забыл про все, я готов был продаться и купиться за этот кусок котлеты.!!! Девочке, наверное надоело меня ждать, и она кинула котлету мне под нос. Я подскочил как ошпаренный и уже опять устремился прочь, но запах крепко дернул меня за поводок и я споткнувнишь, поплелся обратно. С опаской подойдя к сочно пахнувшему куску, я запустил в него свои мелкие зубки, и почувсвовав на языке мясной сок, растекся в блаженстве. Я потерял бдительность, и очнулся только тогда когда девочкина рука примяла меня к земле. С пастью, битком набитой котлетой я не мог увернуться и укусить ее. По меньшей мере для этого надо было выплюнуть котлету. А это было выше моих сил. Я приготовился к тому, что сейчас мне будут сворачивать шею. Рука отпустила меня и опять примяла, легонько проводя по моей спине от головы к хвосту. И так несколько раз. Меня почесали за ухом, потом за другим, потом под мордой, там где на подбородке есть пимпочка. Я растянулся на траве, то ли обессиленный от страха, то ли разомлевший от котлеты и кайфа. Теперь мне чесали брюхо, я засучил ногами и заскулил. «Катя, пора обедать» - женщина в белом халате махала ей рукой. Девочка ушла, а я так и остался валяться на траве кверху пузом. Из посткотлетного рая меня вывел удар чей то лапы. Джек! А рядом прихвостень Клер. Джек потянул носом, и оскалился. Обнюхал меня, слизал языком остатки котлеты с земли и уже поднял лапу, собираясь как следует отдубасить меня за единоличное поедание пищи. Но тут сзади нарисовалась маман. Джек сделал вид, что чешет за ухом , испепелил меня взглядом, опять оскалился, и они трое потрусили в сторону пище блока. Я поплелся домой усиленно соображая, где можно перекантоваться пару ней, пока Джек забудет про котлету.

Перекантоваться неполучилось, Джек обхитрил всех, и оказался в норе одновременно со мной, оставив мать и Клера за добыванием еды. Драться с ним было равносильно самоубийству, поэтому я только выл и пытался не подставлять голову и лапы под его удары и зубы. Когда все собрались я уже спал, дрыгаясь в судорогах во сне, пытаясь и там увернуться от его лап.

Еще пару раз я повелся на брошенную котлету и моя шея оставалась целой, я даже перестал писаться когда девочка начинала меня гладить. А потом я совершил преступление по законам Джека – я взял котлету из ее рук. И она показалась мне вкуснее всех брошенных на землю подачек. Мне было уже месяца четыре. Земля покрылась снегом, мерзли лапы, и живот. Катя, оказывается, лежала в больнице на обследовании. У нее было что то с сердцем. На самом деле ей было 11 лет. Это болезнь сделала ее похожей на семилетку. Нет вы пожалуйста не подумайте что это я такой умный, все это я узнал из ее слов. Она таскала мне котлеты, знакомила со своими куклами и рассказывала сказки. Я чувствовал себя предателем. Я дружил с человеком, пускай маленьким, но из рода людей. Если бы об этом узнал Джек или мать, они бы сами свернули бы мне шею. Мне пришлось соврать им про кусок картона и подушку, которые мне принесла Катя. «В твой домик» - сказала она мне, «Чтобы было тепло». И откуда она решила, что у меня есть домик. Похоже, в ее голове у всех собак должен быть домик.

Наступил Новый год. В больнице для детей устроили праздник, понаехали какие то клоуны с огромными страшными куклами. Если бы мне в щенячестве показали бы такую, то вкупе к энурезу я бы еще начал и заикаться. Гремела музыка, дети бегали по снегу, кидались снежками, стараясь попасть в лицо этим чудовищам. Потом на улицу вывезли торт. Главврач толкнул какую-то речь, по- моему поздравил всех с Новым годом. Все ели бутерброды и что-то пили. Я скакал около деревьев поддавшись всеобщему настроению вынужденного веселья. Мать с Джеком и Клером, сидели поодаль, в ожидании, когда наконец можно будет посмотреть, что осталось от съестного, и наблюдали за этим придурком, то есть за мной. Я взлаивал в ритм ударных, и даже отбивал задними лапами чечетку на подлете. Чем и заслужил пару кусков угощения. Один съел на лету, а второй положил к лапам родительнице. Она его обнюхала и принялась есть. Ни один мускул не дрогнул на морде у Джека. Клер, тот вообще свалил куда-то не в силах видеть как кусок исчезает не в его пасти.

Я знал, что Джек мне этого не забудет, но я взрослел, а Джек старел, и мне уже не было так страшно. Одним шрамом больше одним меньше. Я описал в галопе круг вокруг толпы и унесся в парк.

Вернулся минут через десять в какую – то суматоху, все носились, что то кричали, куда то бежали врачи, несли носилки. Я потянул носом – почему то запахло тревогой.

Стемнело. Мы с моей семейкой нахватали еды и отправились восвояси, отмечать собачий новый год. У собак, особенно у дворовых, не бывает праздников, если ты жив с утра – это уже праздник.

Наутро, как обычно, я делал пробежку по аллеям парка, в голове я представлял себе, что я делаю обход своей территории. Придурковатый мечтатель. У меня вошло в традицию пробегать здесь перед больничным обедом. С тех пор как я взял первую котлету из рук девочки, наши встречи стали регулярными. Она делилась со мной едой, а я позволял ей тискать и гладить себя. Мы играли в догонялки, я рычал и мотал головой, пытаясь допрыгнуть ей до плеча. Иногда мы падали, когда я слишком сильно упирался лапами, и мы валились в листья, я на нее, а она на землю. Медсестра ругала ее потом за выпачканную одежду. Оказалось, что она тоже, как и я своим , почему то не рассказывала про наше катание в листве и снеге. Я дал себе слово найти когда-нибудь ответ на этот вопрос.

Денек выдался великолепным. Было тепло. Падал снег, я задирал морду, хватал пастью падающие снежинки, катался в снегу, и прыгал в сугробы. А что вы хотите, мне был только шестой месяц. Вырасти то я вырос, а вот поумнел ли. Я обегал уже четвертый круг, а девочки все не было. Еще через пару кругов мне все это надоело – лапы замерзли, а между пальцами нарос лед. Больно бегать то! Гавкнув еще пару раз для приличая в серое небо, я понесся на улицу искать теплый колодец, чтобы отогреть лапы и опять обрести возможность передвигаться безболезненно. Ни через день, ни через неделю девочка не появилась. И я всерьез озаботился проблемой котлет! Оказывается привык я к дармовым угощениям. Да и Джек тут еще провалился в какую-то щель в асфальте. Почему то в этом городе к зиме начинают ломать асфальт. Лапа у Джека болела, он хромал, отчего обозлился на всех, особенно на меня. Я не собирался делиться с ним едой. Эта честь выпала Клеру, потому что моей мамочке тоже было не до Джека. Клер боялся его до судорог, и был готов ходить голодным, только бы не слышать как рычит Джек. Придурок, я предпочел быть глухим, но сытым!

Через две недели у больнице в парке, на нашей скамейке, я снова увидел девочку. Огласив морозный воздух радостным лаем, я , взрывая клубы снега вокруг себя, понесся к ней. Припав на передние лапы я ластился к девочке, требуя регулярного чеса и законной котлеты. Только потянув ее за штанину я привлек ее внимание. Так мог лохануться только я! Это была не моя девочка! Меня тут же снесло как ветром метров на 15 в сторону. Я сам чесанул себя за ухом и мысленно обругал за щенячество и неосмотрительность. Дурак! Как какой-то слепой щенок я чуть не попал в ловушку! Мне опять привиделись руки-клещи! Я непроизвольно дернул шеей, и даже услышал как хрустнули позвонки. Как я мог забыть про запах! Эта девочка пахла совсем по другому! От нее пахло медикаментами, мятой, и жареной курицей. От моей девочки тоже пахло медикаментами, наверное этот запах присущ всем больничным детям, но еще от нее пахло какими-то духами, молоком и котлетой. Я на всю свою жизнь запомнил запах той первой котлеты, которую я слизал из ее рук!!! Я взвыл! В голос! По-моему очень громко, потому ч о новая девочка испуганно вскочила с скамейки, и уронив свои игрушки побежала к зданию. Я продолжал подвывать, подошел и стал обнюхивать ее вещи. Точно! Кусок курицы в пакете! Он тут же оказался в моем желудке. Опять эти маленькие копии людей, они пахли резиной и опять же курицей и о, чудо! Чуть-чуть котлетой. За чем то пару таких штук я притащил к себе в нору и засыпал, навалившись на них грудью и прикрыв головой и лапами. Троица смотрела на меня как на слегка слабоумного песика, но трогать не трогала. Так прошла моя первая зима.

НИКИТА

От жары я сходил с ума! Казалось, что блохи тоже получили тепловой удар в недрах моей шерсти, и поэтому только изредка покусывали меня, чтобы совсем не скопытится от недоедания. Все дни я проводил под кустами, тяжела дыша боками и практически не закрывая пасть, что бы хоть как то регулировать температурный режим. Семейка моя чувствовала себя не лучше, не было сил даже чтобы огрызаться и переругиваться. В больнице к нам привыкли. Мы не мешали им, а они в свою очередь не трогали нас. Еды было много. Летом очень быстро портятся продукты, и большинство из того что родители приносили своим чадам оказывалось на нашем столе. Я раздался в костяке, возмужал, одна моя лапа была. примерно как две Клеровские. Конечно до Джека мне было далеко, да и сам Джек был далеко. Мы с ним как то не гласно поделили пространство. Так что при желании я мог не видеть его сутками. Я стал все больше приглядываться и привыкать к людям. Из под моих кустов открывался прекрасный обзор на приемное отделение и хирургический корпус. У меня появились свои симпатии и пристрастия. Вот у той молоденькой сестрички можно было выцыганить пакет молока, она даже специально ходила иногда за ним в магазин. А вон та пожилая нянечка всегда выносила мне что-нибудь вкусненького из родительских передачек. А вон к тому бородатому мужику в белом халате лучше и на глаза не показываться. Ну только если не считаешь, что уже отбегался и хочешь умереть.

А одного врача я даже знал по имени. Его звали Никита. Ему было лет 35, он оперировал детей. Хирург, так по моему это называется. Никита не носил мне котлет. АААА! Как мне запомнились те первые девочкины котлеты! Не наливал молока, не пинал, и не чесал за ухом. Он просто гулял со мной. Вечерами, когда дежурил в отделении. Жара спадала, и я мог опять шевелиться. Мы ходили с ним по аллеям больничного парка. Он шел чуть впереди, а я поодаль, слева. Или это я гулял с ним? Никита курил терпкие сигареты, от запаха которых у меня першило в носу. И я старательно воротил морду, чтобы не попасть по ветру. Никита был немного странноват, он имел привычку разговаривать сам с собой. Не со мной же он, в конце концов, разговаривал. «Привет, Рыжий, ты знаешь, Рыжий и все такое.» Да, кстати именно он однажды назвал меня Рыжим, и мне понравилось. Никита дал мне имя. Вот так мы бродили, как две тени среди деревьев. Разговаривающий хирург и немытый рыжий пес рядом. Именно от него я начал узнавать примудрости больничной жизни, кого сегодня привезли, к кому кто приходил, про Любочку с ее бабушкой, про Дениску, у которого никого нет, про Аню с Сережей и их счастливых родителей, про Аллу Михайловну, которая не спит ночами, потому что ей снятся кошмары, про Дмитрия Сергеевича, пытающегося выбить лавэ у правительства на покупку нового оборудования, про крутого Карена, сыну которого Никита сделал операцию и Карен теперь в приступе неуемной благодарности пытается всучить ему то Ролекс, то машину. Да так, что Никите приходилось от него скрываться. Никита рассказывал, а я волей неволей слушал. Да, странные все-таки эти люди. Ходят, по ночам, чего-то бормочат! Нет, я не был против! Я просто пытался представить себя! И вот иду я в ночи по парку, что то тихо подвываю и подскуливаю, изредко срываясь в лай, замолкаю, опять подвываю. Да, если бы у собак были дурки, меня бы туда определили а потом сварили бы мыло. Интересно, а из людей в дурках тоже мыло варят? И поэтому они разговаривают в парках, что бы ими не намылили себе шеи и промежности какие нибудь барышни?

Жара наконец то сменилась приятной летней прохладой. Наступал август. Где то в этом месяце год назад я выбрался из своей матушки, вместе с мертвой сестрой, и дохленьким братцем, которого сразу же сожрал Джек. От людей я узнал, что такие дни называются Днями Рождениями. Мне как-то довелось присутствовать на одном из них. У Кареновского сына, Армена был именно такой день. Карен сделал в отделении косметический ремонт, и позвал, по моему всех циркачей города. Он что то еще говорил про второе рождение Армена, и так тряс руку Никите, что тот морщился от боли, и пытался хоть на время выпасть из поля зрения счастливого отца. Мне было не совсем понятно про второе рождение. Но еды меньше от этого не предвещалось и я предпочел не отягощать свои интеллект пермудростями человеческого бытия. Ну и налопались мы тогда!

Когда Никита не дежурил, я начинал скучать по нему, мне не хватало наших с ним выгулов. Я гордо вышагивал в метре от него, и делал вид, что несу вахту. Спрашивается и зачем мне это было надо? И почему он не ночует в больнице каждый день? Правильно, для меня больница и ее территория была местом постоянного пребывания, а у людей я видел, совсем другие территории, маленькие, теснящиеся друг на друге, иногда я задирал вверх морду, пытаясь разглядеть, где заканчиваются сие сооружения, но тщетно, в глазах появлялись звездочки и потом очень долго приходилось мотать головой, что бы опять обрести резкость в горизонтальном видении мира. А где они бегают, где играют? В голове теснились вопросы, я тут же представил как можно не слабо навернуться с такой верхотуры, не правильно рассчитав прыжок. Это уже гораздо позже, побывав у Никиты, я узнал, что люди не прыгают, не играют, и свалиться при всем желании не могут, для этого надо было бы проломить стену, или кусок прозрачного материала, в который я дважды умудрился впечататься в великолепном прыжке. Один раз я, ошарашенный, прямехенько сполз на кухонный пол, Никите под ноги. А второй - вошел лбом в балконную дверь, устремившись за кошкой. Да, Никита! Он позвал меня к себе. Ничего не предвещало изменений в моем ритме жизни, как однажды после ночных километражей по парку, он повернулся ко мне и бросил, «Пойдешь со мной?». То ли спросил, тили констатировал. Я готов был поклясться и отдать два ужина, что он ЗНАЛ, что я его понял.

Мыться мне не понравилось, вода было горькой и что то в ней пузырилось. Съев пару кусков пены, я бросил это безнадежное занятие по очистке поверхности и покорно подчинился судьбе и Никитиным рукам.

Я никогда не видел себя со стороны. А тут пришлось. Я стоял перед огромным зеркалом и наблюдал за происходящим внутри него. На меня пялился какой то чудик, рыжий, с одним висячим ухом. Шерсть было мокрой, и струйки воды сбегали вниз по лапам, отчего под брюхом образовалась внушительная лужица. Морда была впринципе добродушной, и если бы этот парень хоть на минуту перестал скалиться, я бы даже сказал, что он симпатяга. Он был довольно крупным экземпляром, с черной спиной и палевыми лапами. «Наверняка в роду, кто то был немцем, ну то есть немецкой овчаркой! Хвост не загибается кольцом , а держит упругий полукруг. Да видать, его мамочку обрюхатил кто –то из чистокровок!» - думал я. Я решил, что уже достаточно играть в гляделки и пора знакомиться. То что кроме меня и Никиты никем не пахло, меня настораживало, но я не придал этому значения. Может у меня насморк? Ага, в +25 ? Я ткнулся носом в гладкую поверхность, попытался подковырнуть лапой, ничего, эффекта – ноль. И что самое интересное, пес проделывал все тоже самое, но я не чувствовал прикосновений. За моей спиной раздался взрыв хохота! Так и есть Никита. Никита сгибался в пополаме, хлопал себя по коленям. Если честно, я впервые видел как он смеется, и испугался, опасаясь за его рассудок.

« Дурачок, это же зеркало, ты , что никогда не видел зеркала.» - и снова взрыв хохота. Никита протянул руку, взърошил мне шерсть на голове, ткнул пальцем, и процедил сквозь спазмы. «Глянь, это ты, такой смешной, ты что Рыжий, тебе надо на цирковом подиуме вышагивать» Да, вид и вправду у меня был придурковатый. В полной растерянности, с взърошенной на голове шерстью, мокрый, я действительно выглядел очень смешно. По детски. Мне почему то тоже захотелось улыбнуться! Получился оскал. Я подумал, что с улыбками надо чуток потренироваться, и выразил свое одобрение происходящим переливчатым лаем!

Потом мы легли спать. Никита на широкой кровати, а я на полу, рядом. Он сначала не хотел пускать меня в комнату. Но я воспротивился этому столь рьяно, и между альтернативой выгнать меня на улицу и пустить, Никита выбрал вторую. Я не спал всю ночь. Это было для меня впервые, спать у человека в доме, у его ног. Черт возьми, я что охраняю его? Всю ночь я то рычал, представляя, как на Никиту нападают, а я смело его защищаю, то скалился, приводя в трепет невидимых врагов. У меня даже по-моему уши встали.

С утра я радостно поприветствовал его лаем, от чего в серванте брякнули фужеры, с благодарностью принял еду и лег в коридоре, всем своим видом показывая, что это мой пост. «Ты чего, пойдем, погуляем! А то мне на работу надо!» - Никита попытался продвинуть меня поближе к двери. Я сделал вид, что умер и его попытки переместить мою тушу свелись к нулю. «Да и фиг с тобой, хочешь валяться так валяйся, только смотри если испоганишь мою квартиру, я сам сварю из тебя мыло»

Смысл его слов я понял ближе к вечеру. Мой мочевой пузырь разрывался и я искал подходящее место, что бы помочь ему выжить. Ну не привык я писать на паркете! К восьми вечера я нервно мерил шагами коридор от стены до стены, молясь чтобы если лопнет – то не залило мозги. Никиту я почуял, на входе в подъезд. Когда открылась дверь квартиры, я вывалился лающей горой и пулей устремился вниз. Вслед мне несся оглушительный хохот. Никита спустился за мной через час, в глазах – искорки смеха. « Ну что, свинтус, будешь мне теперь верить?» Наверное вид у меня до сих пор был как у потерпевшего, и Никита опять засмеялся.

Я стал жить у Никиты. Мы выгуливали друг друга по утрам и вечерам, если мне не хотелось валяться в квартире я шел с ним в больницу. Своих я видел редко, и если честно, старался как можно быстрее прошмыгнуть мимо возможных мест их дислокации.

Запахло осенью и дождями. Я уже вжился в образ домашнего пса, единственное, что я не мог позволить – это нацепить на себя ошейник и намордник. Один раз мы попробовали – полный крах, моя паранойя про поломанные шеи расцвела буйным цветом. Никита не раз получал от своих собратьев за такой пофигизм и халатность. «Такая огромная собака и без намордника»! Это я то огромная собака? Тетечка, если ты не слушала в детстве маму и не кушала кашу, тогда для тебя я огромен. Я был нормального собачьего роста. Почему Никита игнорировал замечания и не предпринимал больше попыток приучить меня к ошейнку тоже осталось для меня загадкой.

Выпал первый снег. Никита вернулся поздно. От него пахло морозом и тоской. Он накормил меня от пуза свежим мясом. Я насторожился – такой жест не предвещал ничего хорошего. Нет я не голодал, просто Никита НИКОГДА не кормил меня так, что я не мог ходить. Потом он долго чесал меня и гладил, обнимал и катался по ковру. Обнимал так, что я ежеминутно боролся с позывами показать ему свой ужин. Никита обхватил мою голову, прижал руками уши и вдруг поцеловал, прямо в нос. У него были очень теплые губы. Потом еще раз, и прижал к себе.

Мы посмотрели телевизор. Перед сном Никита сел на пол, опять обнял меня и прошептал мне в ухо. «Ты знаешь, Рыжий, тебе придется вернуться на улицу. Я уезжаю в командировку, во Владик, там война и туда требуется группа врачей.» Я обомлел, впервые он разговаривал со мной, он обращался ко мне. И по-моему именно тогда, впервые я до боли пожалел, что умею понимать людей... «Рыжий, там дети, а рук не хватает. Эта чертова война! Я не могу не поехать, это мой долг. Прости, прости, что бросаю тебя, выгоняю на улицу.» Никита опять поцеловал меня в нос. « Ты классный пес, ты просто суперский пес, ты самая умная собака, которую я знал...» Странно, я не ощущал, что шел дождь, но лицо Никиты было в капельках воды. «Пойдем спать, Рыжий...!»

КЛЕР И СОБАЧЬЕ МЫЛО

Наша нора стала напоминать подобие дома. Мы натаскали туда всякого добра, а маманя так как была немного длинношерстной, поделилась своей шерстистостью. В общем было тепло, и когда на улице висел двадцатник ниже нуля в норе было подобие оттепели. Мы согревались теплом своих тел. Уж не знаю, мороз ли нас так сблизил или Джек опасался меня задирать, но зимовали мы вполне сносно. Клер спал ближе всего к входу и являлся своеобразным тепловым барьером между зимой и нашими шкурами.

Я уже поменьше носился, и все больше степенно расхаживал, отгоняя приблудных собак с нашей территории. С кормежкой все было более менее сносно надо только было правильно подгадать время, когда с пищеблока выносили объедки и метнуться туда так, чтобы не заметил завхоз.

Я его боялся. Он ходил в овечьем тулупе и от него пахло мертвечиной. Уж не знаю, что он там делал в своей подсобке, но узнавать это меня нельзя было заставить даже под страхом свернутой шеи. Он швырял в нас всем, что попадало ему под руку. И надо отметить – был удивительно меток. Однажды он запульнул в меня горящей головней. Я бежал метров 50, напоминая бенгальский огонь, прежде чем догадался зарыться в снег. Шкура моя была безнадежно подпорчена до весенней линьки.

Иногда ночами мне снился Никита. Вернее снился я и Никита. И история с зеркалом. Я запомнил себя тем рыжим мокрым псом, с растерянными глазами и оскалом вместо улыбки. Мило и трогательно. Никто из моих даже и не заикнулся о тех месяцах проживания в доме. Никто ничего не заметил. Сделали вид. А мне то что! Мне было плевать на них, а им собственно говоря на меня!

Я не знаю, кто вызвал мыловарильщиков. Но чую, что тот, пахнущий мертвечиной.

Клер был единственным, кто выражал желание со мной поноситься. И хотя я всегда оставлял его далеко за собой, рвения у него не убавлялось. Мы скакали по сугробам, я даже пытался запрыгивать на деревья и сбивать с них снег. Один раз я очень здорово отшлифовал брюхом корявый ствол. Клер затрясся в приступе веселья стараясь, что бы я не заметил его реакции. Но я был в прекраснейшем расположении духа и только подзадорривал его. «Давай, давай поржем еще! Смотри как я сейчас брякнусь на спину! вон с того пенька!» Мы с ним радостно гавкая прыгали друг на друга и прикусывали друг друга уши. Мне даже показалось, что Клер перестал меня бояться. Мы выбежали на дорогу, и зажмурились от солнечного света.

«Смотри, вон мужик идет с сосисками, давай, сделаем его!» - вижжал я Клеру на ухо в приступе бешенного восторга.

Клер на секунду опешил, потом тряхнул лохматой головой и мы приступили к осуществлению нашего плана.

Мужик оказался непробиваемый. Уж Клер так и так пытался пробить его на жалость и выклянчить сардельку. Видя ужимки Клера, как он припадает на одну лапу, и трясется в приступе эпилепсии, я сам затрясся поодаль, давясь смехом. Клер взвыл и на меня: « Ну ты, типа, чего там ухахатываешь, давай помогай, а то этот придурок сейчас спуститься в метро и все, вилки!» Ясно представив себе перспективу остаться без сарделек, я тут же перестал ржать и приступил к активным действиям. Издав вопль, похожий на «банзай!», я бросился мужику под ноги. Мужик не сумел сохранить равновесие на обледенелой дороге, и начал заваливаться на меня. Учуяв, что этот боров садится мне на голову прям на меня, я с буксой дернул задними лапами и стартанул с места с такой скорость, как будто шел на рекорд на спринтерской дистанции! Я едва успел освободить место, как дяденька с высоты своего роста шмякнулся на землю. До чего все таки хорошие люди встречаютсчя! С визгом « Ты, паразит такой, смотри куда идешь. Собачку придавил, боров!», какая то старушка начала охаживать дяденьку авоськой по выступающим частям тела. Мне очень хотелось досмотреть это священодействие до логической развязки. Но увидев Клера, улепетывающего с сосисками в даль, я , бросим последний взгляд на мужика, устремился за своим обедом.

Клера подрезали на повороте. Огрели по башке длинной жердиной, что он кубарем покатился по земле. Это была облава. Неподалеку стояла машина, где вместо задней двери была решетка. По видимому кузов уже наполовину был набит собаками, потому что отттуда непрерывно раздавался лай и поскуливание.

Я почуял опасность кончиком хвоста. Надо бежать! Куда? КУДА И КАК? От этих людей с палками и намордниками пахло ужасом и ненавистью, и я даже вспотел в пятнадцатиградусный мороз, и осел на задние лапы. Клер, очухавшись, вскочил и заметался, заметался по прогалине в поисках выхода. Он обезумел. « Только не домой, дурень, беги но только НЕ ТУДА!!!» НЕ ТУДА! А куда? Что я хотел, я тоже несся по направлению к норе, и только на каком то инстинкте отвернул от нее и стал уводить перследователей вглубь парка. Группа людей разделилась на двое. Одни продолжили преследовать меня, а другие – Клера. Мне удалось. У меня получилось! Я лежал в сугробе, и трясся мелкой дрожью, наблюдая как люди с палками вытаскивают из норы мать, Клера и Джека. Черт! Я испытал облегчение, что они не стали искать четвертого!

Джеку удалось сбежать, он прокусил руку сквозь перчатку и растворился в сгущавшихся сумерках. Матушке повезло меньше. Она тоже укусила, но тот кто ее держал, не ослабил хватку, а просто сломал ей шею. Или ей повезло больше. Потому что Клера зашвырнули , держа за задние лапы в фургон и захлопнули клетку, и ему предстояло еще провести некоторое время до окончательной ясности его судьбы.

А я , что я . Я примерз к сугробу, и вылез оттуда глубоко за полночь, оставив клочья шерсти вмерзшие в снег.

Всю ночь я просидел возле своей матушке. Я выл. Вышла луна, и я ведал ей свои горести и печали. Нет, мне не было больно, и мне уже почти не было страшно, мне было никак. Я отдавал свой последний долг этой суке, стоя в почетном карауле, прощался с детсвом и ощущал все сильнее как вскипает во мне неприязнь к эим прямоходящим отродьям.

К утру пошел снег. Он выровнял землю и залатал все следы вчерашней облавы. С тех пор я никогда больше не вспоминал ни о Клере, ни о матушке. Нору нашу разворотили, и мы с Джеком остались без дома. Мы зарылись в снег, я обернулся хвостом, положил морду на лапы и заснул.

[Olgusia&Pitt]

грустно... конец-то позитивный?

[Талисман]

а как же :). Всё всегда заканчивается хорошо, если плохо, это ещё не конец :). Конец в начале - ему там три года :).

с другой стороны - это как документалка, ну конечно с элементами фэнтази.. короче - напёрло меня тогда

[Olgusia&Pitt]

Конец в начале - ему там три года

ну он же не дома

[Талисман]

тогда это будет серединой

[Olgusia&Pitt]

хочу, чтоб вернулся Никита и они вновь стали вместе навсегда-навсегда!!! ладно?

[Талисман]

хочу, чтоб вернулся Никита и они вновь стали вместе навсегда-навсегда!!! ладно?

договорились :)

[Талисман]

САПЕРЫ

Мы с Джеком перестали подходить к больнице и у нас начались проблемы с едой. С одной стороны, это была наша территория и мы никого туда не пускали, но мы не могли там прокормиться. А там где была еда, соответственно другая территория, и уже нас туда не пускали. В нашем ведении были две помойки от близлежайших домов. Там мы и сводил и концы с концами. У меня была одна проблема и днем и ночью. Я постоянно хотел есть. Просто чем то заполнить желудок, чтобы ощутить в нем тяжесть и почувствовать что вообще данный орган у меня присутствует. Я уже готов был начать гоняться за кошками, хотя не испытывал к ним неприязни. Они стали для меня едой. Весь мир разделился для меня на две половины. То что съедобно и то что несъедобно. Я разрывал снег, пытаясь отыскать в глубине то, что выбросили осенью. Похудел сильно, шерсть свалялась, на морде выделялись только глаза, светившиеся безумным голодным пламенем.

В один морозный солнечный день я усердно работал лапами углубляя яму за контейнерами с мусором около какого то детского сада, посольства (странно, но почему в нем совсем не было детей), как по путеводной веревочки следуя за запахом, доносившимся из глубины снега. Мои раскопки увенчались успехом. Я наткнулся на какой то сверток, густо обмазанный то ли маслом толи жиром. Извлекя его наружу, я попробовал было лапами разорвать оболочку и добраться до содержимого. Тщетно, я чуть не сломал зуб запутавшись им в каких то веревках, торчащих из него. Вдруг, вокруг почему то забегали люди, и через несколько минут меня на расстоянии окружили машины с мигалками. Вот те раз. Опять мыловарильщики!!! У меня не было сил, ни на то чтобы думать как свалить, да,Ю хотя, если бы даже и придумал, то сил чтобы осуществить это, ни за чтобы не набралось. Я стоял в центре, окруженный плотным кольцом людей. Я смирился со своей участью, единственное, чего тогда мне хотелось больше всего на свете, это не упасть в снег от изнеможения или страха. Чтобы эти скоты никогда не поняли КАК Я ХОЧУ ЖИТЬ!!!!!!!

Толстый усатый дядька, присев на корточки, протягивал ко мне руку и причмокивал губами. Наверное со стороны я выглядел не как живая собака, а как ее чучело. И только ритм моего сердца напоминал мне , что я живой. Я не реагировал на внешние раздражители. Меня зашкалило. Я перестал моргать и шевелиться, так застыл как чучело с куском какой-то хрени в пасти. Дядька продолжал протягивать ко мне руку. Вот он уже дотронулся до меня, до моей морды и пытается вытащить у меня из пасти сверток. Он что тоже голодный???? На хрена ему ? Что люди зимой тоже голодают?? Из глубины сознания как спасение пришла мысль, что я, Рыжий, ему не интересен, что ему долампочки ХОЧУ Я ЖИТЬ или нет, что его интересует сверток. Меня отпустило. И я тут же попытался продать эту мысль подороже! Чуть приподнял верхнюю губу и зарычал.

- Ты смотри, какой !

- Давай я его сниму ? Чего ждать то?

- Погодь, мы бы ещё тут часа два кинологов бы ждали, если бы не этот кобель. Слышь, сбегай в охрану, может у них какой бутер есть, поменяемся с собачкой.

«Слышь» принёс бутерброд и я встал перед диллемой - то, что было в пасти, было больше, но пахло хуже, а то что было у парня было меньше, но пахло колбасой.

Эх, была не была! Я произвёл обмен, заглотил бутерброд не глотая, даже не почувствовал его вкуса. И остался не месте. Мужики аккуратно унесли свёрток, я только слышал обрывки фраз – «пластид», «обмазали жиром», «на территории детского сада», «схрон» и «наводка». Смысл этих слов был мне не ясен, так же как и не ясно, а что делать то дальше?. Чем черт не шутит, пойду за дядькой, может ещё даст бутерброд.

- Серега, смотри, этот доходяга за тобой тащится! Эй, пошёл вон!

- А парень то так ничего себе, точно какие то овчары крови подмешали.

Я остановился, мужики развернулись и стали садиться в машины. Тут меня осенило, я им что-то отдал, мне дали еду. Отдать – получить. Я стал судорожно оглядываться в поисках того, что можно затолкать в пасть и обменять на бутер. Бутылка из – под пива! Она вмерзла в землю, но я копал и копал.

-Смотри, он опять что-то роет!

Мужики развернулись и пошли в мою сторону. Я на верном пути! Наконец я смог отодрать бутылку из льда, взял её в пасть и понёс им навстречу.

-Серега, забирай его, будет твоему тестю бутылки таскать! Поисковую собаку из него сделаешь.

Да, идите вы, меня теща на порог не пустил. Приехала из своей деревни, теперь фиг уедет. Подожди, хотя это идея!

Серега заржал, и выругался.

- Есть верёвка какая в машине? Посмотрю, насколько он вменяем.

Мне набросили на шею верёвку, дернули, скомандовали «Рядом» и даже чуть придушили. А я что? Я поплёся. Мужик ходит по кругу, поворачивал то в лево , то вправо, останавливался.

- Пойдёт. Может и правда тёща свалит.

Меня посадили в машину и куда то повезли.

[Ксюша Хвост и Нос]

дальше!!!

[Lina-Lina]

дальше!!!

Присоединяюсь...

Ждём продолжения...

[Faza]

И я жду

[Olgusia&Pitt]

и мы ждем...

[*vikka*]

Очень понравился очерк! А продолжение будет?

[Талисман]

Будет, а как же :) Немного времени

[panda_annette]

И нам понравилось) ждем продолжения

[Просто Ира]

Замечательно написано! Прочла не отрываясь на одном дыхании...

[настя и тасик]

Слушате,очень здорово.Так и хочется узнать ,что там было дальше.

[Olgusia&Pitt]

ну и что в итоге?

[Mad_Panda]

Продолжения!!!!!!

очень понравилось, и хочется хэппи энда. как в сказке))))

пожалуйстааааа